29 сентября 1830 года

Церковь Успения Божьей матери, село Большое Болдино

Холера перешагнула границы России в июне 1830 года. 27 августа появились первые случаи болезни в Нижнем Новгороде. К 15 сентября в Нижегородской губернии умерло от холеры 300 человек. В списке «дворян и чиновников, для пресечения болезни холеры…назначенных» по Лукояновскому уезду, представленном 13 октября 1830 г. Лукояновским уездным предводителем дворянства В.В. Ульяниным Нижегородскому губернатору, в числе 12-ти попечителей кварталов значится «коллежский секретарь А.С. Пушкин». Попечителям кварталов вменялось в обязанность немедленно изолировать заболевших и о случаях заболевания сообщать попечителю отделения или участка.

Александр Сергеевич с паперти болдинской церкви просвещал крестьян, как уберечься от холеры. Текст этой проповеди частично сохранился в мемуарной литературе: «И холера послана вам, братцы, оттого, что вы оброка не платите, пьянствуете. А если вы будете продолжать так же, то вас будут сечь. Аминь!». Об этом он писал в письме своему другу Петру Плетневу.

П.А. Плетневу
Из Болдина в Петербург
29 сентября 1830 года

Сейчас получил письмо твое и сейчас же отвечаю. Как же не стыдно было тебе понять хандру мою, как ты ее понял? хорош и Дельвиг, хорош и Жуковский.

Вероятно, я выразился дурно; но это вас не оправдывает. Вот в чем было дело: теща моя отлагала свадьбу за приданым, а уж, конечно, не я. Я бесился. Теща начинала меня дурно принимать и заводить со мною глупые ссоры; и это бесило меня. Хандра схватила, и черные мысли мной овладели. Неужто я хотел иль думал отказаться? но я видел уж отказ и утешался чем ни попало. Все, что ты говоришь о свете, справедливо; тем справедливее опасения мои, чтоб тетушки, да бабушки, да сестрицы не стали кружить голову молодой жене моей пустяками. Она меня любит, но посмотри, Алеко Плетнев, как гуляет вольная луна, etc. Баратынский говорит, что в женихах счастлив только дурак; а человек мыслящий беспокоен и волнуем будущим. Доселе он я — а тут он будет мы. Шутка! Оттого-то я тещу и торопил; а она, как баба, у которой долог лишь волос, меня не понимала да хлопотала о приданом, черт его побери. Теперь понимаешь ли ты меня? понимаешь, ну, слава богу! Здравствуй, душа моя, каково поживаешь, а я, оконча дела мои, еду в Москву сквозь целую цепь карантинов. Месяц буду в дороге по крайней мере. Месяц я здесь прожил, не видя ни души, не читая журналов, так что не знаю, что делает Филипп и здоров ли Полиньяк; я бы хотел переслать тебе проповедь мою здешним мужикам о холере; ты бы со смеху умер, да не стоишь ты этого подарка. Прощай, душа моя; кланяйся от меня жене и дочери.